Михаил Петрович Васильев, уроженец деревни Ломаки, 1926 года рождения,  был призван в действующую армию в декабре 1943 года.

В последнее время, особенно на 9 Мая, Михаил Петрович, вспоминая о войне, говорил: "Страшно там, кроваво… а давайте я вам расскажу вот о чем!..". И его неторопливый рассказ лился, как ручеек,  касаясь только тех подробностей, которые не расстраивали, не пугали слушателей. Таким уж тактичным, жизнелюбивым был Михаил Петрович: хотел, чтоб от его рассказов  про войну у слушателей не стыла кровь в жилах, а появлялось уважение, сострадание, понимание к участникам тех давних событий.

С войной Михаил Петрович встретился еще до призыва в армию. До войны дети из Пухтиной Горки и окрестных деревень учились в отстроенной добротной школе, но, когда фронт приблизился к их родным местам,  школу отдали под госпиталь. Школьники учились по деревенским избам. Весна 43-го. Последние уроки – крики, шум по деревне: "Самолеты! Бой над деревней!". Пухтина Горка находилась недалеко от железнодорожной станции Фирово, и люди часто видели немецкие самолеты, летевшие бомбить станцию, но такое… Школьники высыпали на улицу: два немца гоняют нашего "ястребка" – на крыльях ясно были видны красные звезды. Все наблюдавшие замерли – наш самолет атаковали два вражеских. Слышались пулеметные очереди. Наш крутился среди двоих… но двое не один – сбили фрицы  краснозвездного… Самолет  задымился, начал падать в сторону Дубровки, из самолета на парашюте выбросился летчик. Мальчишки наперегонки  бросились туда, а это километра четыре. Добежали! Летчик жив. Все ожидали увидеть героя в кожане, а он – в обычном засаленном комбинезоне, в кирзачах… Сбит, но улыбается: "Я перед этим их двоих сбил!". Все это происходило рядом с дорогой, по которой двигались воинские части на фронт. Летчик проголосовал проезжавшей мимо машине – и отправился ближе к передовой. 

Той же весной 1943 года, окончив 7 классов Пухтиногорской школы, Михаил сразу же был направлен на оборонработы на железнодорожную станцию Бологое, а оттуда,  как только исполнилось 17 лет, т. е. в декабре 1943,  был призван Фировским РВК в ряды защитников Отечества. 

И попал призывник Михаил Васильев сразу в местное пекло – на  74-й особый зенитный бронепоезд, входивший в состав 15-ой дивизии ПВО, что защищал от фашистских бомбардировок Рудненский мост под  Осташковом, станцию Сигово, недалеко от Осташкова, где проходила разгрузка войсковых частей для фронта.

Бронепоезда активно использовались практически на всем протяжении войны. На 22 июня 1941 года в Красной Армии их было свыше полусотни. Основа бронепоезда – бронепаровоз. По сути, это самый обычный серийный паровоз, на который устанавливалась броня. Зенитные бронеплощадки по своей конструкции напоминали артиллерийские, с той разницей, что имели вооружение для атаки воздушных целей. Вооружение это было самым разнообразным: на различных типах зенитных площадок устанавливались счетверенные пулеметы "максим", крупнокалиберные пулеметы ДШК и 37, 76-миллиметровые автоматические пушки. 

С родителями Михаил условился – и это была маленькая военная тайна – как только сын прибудет на место службы, сообщит, где он находится: в письме первая буква первой строчки должна означать первую букву места пребывания, вторая строчка начинается со второй буквы названия  места службы…

Родители, получив письмо от сынка и прочитав вертикально слово  "Осташков", поняли, что он совсем недалеко от родной деревни – километрах в шестидесяти. И они приняли решение навестить его, привезти гостинец из дома и, самое главное,  отвезти сынку его родную подушку: как же сын там, на войне, без подушки!... 

И вот однажды – шум-гам на бронепоезде: все ищут Михаила Васильева. К нему мама приехала! Радость не только для новобранца, а и для всех сослуживцев! Мать одного из солдат – для всех родная: ощущение тепла, дома, родного очага, мира…

Марина Васильевна привезла гостинец из дома: самое главное, подушку,  еще два пухлых подовых круглых хлеба, огромадный кусок сала, вареных яиц и …шок для Миши, 17-летнего паренька – бутыль-четверь самогона!.. Михаил в замешательстве…  Держит совет со  своим старшим товарищем Григорием Мануйловым, вепсом по национальности, родом из Карелии, с которым прошел до конца войны бок о бок и о котором часто вспоминал в послевоенные годы с особой теплотой. Григорий научил многому желторотого пацаненка: и с пушкой умело обращаться, и бомбежек не бояться, и многим другим мелочам военного быта. "Миша! Да эта четверть с самогоном – самый дорогой подарок! Воспоминание из довоенной жизни!" - такими  словами напутствовал прием необычного подарка Григорий.

И вот вечерком у стола с домашней едой собрались однополчане, во главе стола – Марина Васильевна. Все ее расспрашивают, как дела там, на родине… Каждый из солдат, слушая рассказы матери одного из них, представлял свой дом, свою мать, перед глазами проплывали воспоминания из далекой довоенной мирной жизни.

Здесь была и всеобщая любимица бронепоезда кастелянша Катюша. А она уделяла больше всего внимания самому молодому бойцу – Мише. То пуговичку на его гимнастерке пришьет, то подворотничок поправит, и уж на зависть бойцам не только выстирает форму Михаила, а и отгладит по всем правилам: пусть все видят, каков красавец, хоть и молод!

Хорошо, что Катюша оказалась в этот вечер рядом с Мариной Васильевной. Звучит команда "Воздух!". Бойцы в несколько секунд уже в полной боевой готовности – у своих зениток, готовы отражать налет фашистских самолетов, которые в очередной раз пытаются разбомбить Рудненский мост.

Катюша, к счастью Марины Васильевны, увела ее в свою каптерку. Там женщины и пережидали бомбежку. Взрывы бомб, ответы зениток, грохот, огонь, летящая земля, обломки вагонов. И так – до самого рассвета.

Утром бойцы, уставшие, оглохшие, чумазые, встречали выходившую из укрытия Марину Васильевну белозубыми улыбками, а она, видевшая впервые всю "эту страсть: а из пушки-то как огнем полыхнет!", переживавшая всю ночь не только за одного своего сына Мишеньку, а и за каждого из его друзей, развела руки в стороны, как бы извиняясь: "Простите, родные, больше не приеду, страшно здесь очень…" И в эти разведенные как для объятья руки посыпались бойцы… Марина Васильевна – мать – обнимала весь взвод: все  ее сыновья!.. Отпрянула от ребят, перекрестила всех… Благословила на возвращение с войны в родные края живыми…

На прощанье бойцы натащили тушенки, напихали Марине Васильевне в ее мешок и пачек соли, и комбижира, и буханок хлеба. Не забыли послать гостинец с фронта отцу Михаила, по  инвалидности в армию не призванному, – махорки – у кого сколько было! Все провожали Марину Васильевну. Давали советы, как лучше добраться до станции Фирово, а там уж и до родной деревни Ломаки недалеко.

А молодому бойцу Михаилу после отъезда матери ночью не спится. Представляет он: приходит приказ, и командир его бронепоезда ведет грозный 74-ый ОЗБП на его родную станцию Фирово! И Михаил со своими боевыми друзьями охраняет ее и сам поселок от немецких налетов. Ведь рассказывала же мать, что Фирово нещадно бомбят немцы, горят идущие на фронт эшелоны… Но  это были мечты… И помочь своим родным местам он мог, только честно и стойко выполняя свой воинский долг здесь, на бронепоезде. 

Одно из первых страшных воспоминаний – карусельная бомбежка станции Бежецк. Немецкие самолеты группами резко снижались над станцией, сбрасывали бомбы и резко взмывали ввысь, а затем – новая волна самолетов. И спасибо девичьему взводу прожектористок, что успевали среди гула взрывов, ответного грохота пушек своими прожекторами брать в перекрестье немецкий самолет и "вести" его – это была точная цель. Зенитки били по ней. И перекрестье прожекторов вспыхивало ярким в ночи взрывом. Зенитчики попали во врага! Фашистский самолет начинает чертить в ночном небе яркую огненную полосу к земле… Следить за ним нет времени: глаза зенитчиков ищут новую цель в небе. Но в душе каждого – гордость и  большая решимость помочь Родине в битве с фашизмом, желание принести на счет родного бронепоезда еще один сбитый немецкий самолет.

Утром на станцию больно смотреть: железнодорожные составы разбиты, станционных зданий почти нет, а бронепоезд жив! Закопчен, покорежен осколками, забит землей от взрывов – но жив! Здесь же впервые Михаилу  пришлось прощаться со своими боевыми товарищами, принявшими смерть от немецких бомб при охране станции Бежецк…

Это была первая страшная бомбежка, а сколько их было на долгой дороге войны!  Было несколько бомбежек бронепоезда, нацеленных на его уничтожение. Много раз приходилось вести стрельбу на ходу бронепоезда. Сколько ций сохранил один только грозный вид 74-го! Немецкие летчики  видели бронепоезд на станции – и не смели подлетать бомбить, боясь метких зениток. И поезда, подходившие к станции с подкреплением фронту, разгружались безбоязненно.
Михаил Петрович вспоминал: "По мере продвижения фронта наш бронепоезд продвигался для защиты железнодорожных станций: Торопец, Великие Луки,  Дно…". Охранять родное небо, сбивать вражеские самолеты – его основная боевая задача. Теперь, при наступлении войск, о появлении в небе врага сообщалось заранее. Зенитчики готовы принять бой. Выстрел! Выстрел! Еще! Взрыв в небе: кто-то из пушкарей попал в цель! За падающим за горизонт, горящим и ведущим за собой черно-огненную черту сбитым врагом следит весь состав 74-го. Все ликуют. Немцы недосчитаются еще одной боевой единицы, а бойцы увеличили счет сбитым фашистским самолетам.
Бронепоезд продвигался за героическими советскими войсками к границам Родины, вытесняя  фашистских захватчиков уже из прибалтийских республик. Михаил Петрович рассказывал: "Хорошо помню станцию Майтэне, где 74-му ОЗБП было вручено знамя части. В зимнюю пору, стоя на колене на снегу, весь личный состав бронепоезда принимал клятву верности знамени части".
За бронепоездом числилось 11 сбитых фашистских самолетов и последний, двенадцатый, сбитый под Майтэне, принес бронепоезду  звание "74-й гвардейский ОЗБП". 
Авиация фашистов к тому времени здорово поредела, полетов и бомбежек стало значительно меньше, и гвардейский 74-й был продвинут к передовой линии фронта в сторону города Мемель (ныне Клайпеда), где были окружены войска Шернера  (Курляндская группировка), для поддержки зенитным огнем наступающих войск. "Здесь 2 мая 1945 года мы услышали радостное сообщение о падении Берлина, - вспоминал Михаил Петрович, - здесь же пережили радость Победы 9 мая. Палили из всех пушек: Победа! Из всех автоматов: Победа! Победа!".
Бойцам бронепоезда приходилось конвоировать колонны капитулировавших немцев со сборных пунктов до города Кретинга. Здесь Михаил Васильев увидел немцев – побитых, растерянных, испуганных. Рад был этому – знай наших! Все нехорошие задумки против русских закончатся именно так!
Дальнейший путь бронепоезда – Либава - Тукумс - Рига. В октябре 1945 года, прибыв к Риге, где находился штаб 15-ой дивизии ПВО Прибалтийского фронта, в состав которого входил и 74-й гвардейский ОЗБП, узнали о решении расформировать бронепоезд как мелкую боевую единицу. Михаил Петрович говорил: "Состоялось прощание со знаменем части со слезами на глазах. И знамя было сдано в штаб дивизии".
Было прощание со старшими товарищами, уезжавшими домой с победой. Прощался Михаил Петрович со своим наилучшим другом Григорием Мануйловым, прошедшим всю Великую Отечественную от начала и до Победы.
Ну а молодым, призванным в конце войны, предстояло прослужить еще долгие пять лет в Риге.  Город разбит. И оставшиеся служить должны были как-то обживаться на новом месте. Кто-то из бойцов тащил кровать, кто – дверь. А однажды  притащили целое пианино! Думали "для интерьеру", а командир части сел за клавиши, что-то наладил – и полилась музыка… Часто вечерами в свободное от службы время собирались солдаты вместе. Командир играл, а когда слышалась знакомая мелодия, бойцы подпевали:
С берез неслышен,
                    невесом 
спадает желтый
                       лист.
Старинный вальс
"Осенний сон" 
играет гармонист.
"А когда наш командир демобилизовался, – вспоминал   Михаил Петрович, -  мы в отъезжавшую с ним машину погрузили и пианино – может быть, оно доберется с командиром до его родных мест и будет добрым воспоминанием о его боевых товарищах".
Запали те музыкальные вечера в душу Михаилу. И решил: как только вернется на родину – купит себе баян. Так и случилось: в родной деревне после демобилизации, немного обжившись и обзаведясь семьей, купил Михаил Петрович баян, по самоучителю научился играть, да так, что стал лучшим в округе баянистом, без которого ни одно празднество не обходилось! Играл до самых своих 87 лет, а семья благоговейно его слушала, тихонько подпевая на мотив "Подмосковных вечеров":
Не забудь и ты
             эти летние
Ломаковские
                    вечера…
Это было уже в мирное время… А та, военная  жизнь, шла своим чередом. Солдаты продолжали исправно нести свою службу. Через день ходили в караул. Охраняли громадные стоянки отбитой у врага техники, боеприпасов, сопровождали колонны пленных немцев на уборку улиц и разборку завалов в Риге. Шла демобилизация, и солдат оставалось все меньше. Одному бойцу давали сопровождать  по 50 – 60 пленных.
Михаил Петрович вспоминал случай не очень-то характерный для того времени. В группе немцев всегда был человек, хотя бы немного говоривший по-русски. Обращается к Михаилу, конвоировавшему в тот день немцев, переводчик: "Отпусти одного из нас на полчаса – ему надо попрощаться с латышской девушкой, любовь… Мы все за него ручаемся – не вернется – расстреляй нас всех". Как так!? Нельзя! Не по уставу! Но поразмыслил Михаил: не отпусти – все равно убежит, улучит минутку – и убежит, ведь пленные, убирая мусор, все время находились на улице между завалами. Охраняя шестьдесят, за одним, желавшим убежать, не уследишь… а тут все шестьдесят ручаются за одного. Ступай! "Через минут тридцать вернулся мой немец. Хлеба принес. Мне две буханки протягивает, - рассказывал Михаил Петрович. - Я слюну от голода  сглотнул, говорю:   "раздели среди своих…".
Фронт позади, и бойцов перевели с боевого пайка на норму мирного времени. Голодновато стало. 
 в карауле стояли по очереди, и было время обследовать брошенные жителями хутора. Нашли в сарайке необмолоченный горох – в плащ-палатку его! Обмолотили, сварили. Сольцы бы!  Да и так вкусно, сытно!
В другой раз, бродя по берегу Балтики, наткнулись на брошенную лодку с выловленной треской. Очистили, сварили. Сольцы бы! Да и так вкусно, сытно!
Такие удачные "караулы" бывали редко, а вот брошенных полей вокруг много, но все с огурцами… А ведь известно, что гриб да огурец в животе не жилец! Но ели – только бы жевалось что.
В свободное время с приятелями (конечно, с автоматами  – без оружия не разрешалось выходить из части, да и то не меньше, чем по трое) бродили по окрестностям. Наткнулись на бывший немецкий блиндаж с продовольствием – сыр, сало, тушенка! Несколько раз ходили за едой для взвода. А потом услышали, что еще кто-то разведал тот блиндажик, да как-то очень неудачно получилось – мина, видно где-то затаилась… Блиндажика не стало… 
"Однажды, - вспоминал Михаил Петрович, – весь взвод гудит, гуталином сапоги чистит – вечером предстоит поездка в город на просмотр фильма. А мне – в караул… Я грустный, разобиженный. Вернулся в часть после караула, а тут страшная весть: студебеккер, на котором ехали мои сослуживцы на киносеанс, попал на мину –  ни  машины, ни солдатиков… Вот как бывает… Но, видно, материнское благословение,  полученное  в начале моей военной карьеры еще под Осташковом, меня хранило".
Долго тянулись  послевоенные  пять лет...
Михаил Васильев, за хорошую службу многократно отмеченный   благодарностями, медалью "За Победу над фашистской Германией в Великой Отечественной войне", в звании младшего сержанта 10 сентября 1950 года был демобилизован Постановлением Совета Министров СССР от 28.01.1950 года.
Собираясь на родину, бросил взгляд на ту подушку, что мать привезла ему в Осташков. Однополчане уговорили ее оставить – она же счастливая – всю войну прошла, цела осталась, а может, и хозяина материнским теплом спасала. Да и то верно: дома-то подушки есть!
Улыбаясь, с добрым прищуром глаз, Михаил Петрович говорил: "Вот  она – моя война".
Для Михаила Петровича началась мирная жизнь в его родной деревне Ломаки. Жизнь в трудах и заботах.
С улыбкой же и добротой он прошел и по всей своей долгой жизни. Какую только мудрость ни приобрел, чего только ни научился делать своими умелыми руками! Многие в деревне обращались к Петровичу за помощью, за советом, да и просто покурить-посидеть, деревенские дела обсудить, о войне вспомнить – опять же к Петровичу. 
И если бы Михаилу Петровичу довелось отмечать великую дату – 70-летие Победы в Великой Отечественной войне, он непременно поднял бы свои первые "фронтовые 100 грамм" за Победу! За чистое мирное небо!
         А. Аустрин,   
г. Тверь – д. Ломаки