поводом для размышления о литературе мне послужили слова незабвенного нашего писателя Михаила Пришвина: "Самое трудное в деле искусства слова – это сделаться судьей  самого себя".                                

Мысль, заложенная в словах писателя, стара как мир, всегда актуальна и потому вечно молода. Эту мысль можно спроецировать на различные аспекты жизни, формы творчества и самовыражения. Мудрость приведенных слов многогранна, объемна и глубока как колодец, из которого не вычерпать всю воду. И то, что я попытаюсь сказать о ней, также не осушит колодца, но лишь немного утолит жажду.  

"В начале было Слово, и Слово было у Бога…" – так начинается Евангелие от Иоанна. Автор написал слово "Слово" с большой буквы, подразумевая  под ним, в первую очередь, Того, кого Бог послал в наш мир. Применительно к нашей задаче мы позволим себе обратиться к другой стороне подтекста  иоаннова изречения и отметить, что человек только тогда стал человеком, когда обрел дар речи, дар слова. Однако человеку была дана и свободная воля, он получил право распоряжаться тем или иным даром по своему усмотрению и отвечать за свой выбор. Так обстоит дело и со словом. Его можно использовать и как орудие созидания, и как оружие разрушения. Зная силу слова, Христос призывал людей к немногословию: "…да будет слово ваше: "да, да", "нет, нет"; а что сверх этого, то от лукавого" (Мф.5,37). Иными словами: уж если вы обрели дар слова, будьте определенны. Но есть еще молчание. Оно тоже дар Божий, оно - тоже слово, только слово несказанное, которым трудно спекулировать. Оно, молчание, дорогого стоит, и поэтому народная мудрость гласит: "Слово - серебро, молчанье – золото". Следуя этой мудрости, Федор Тютчев писал в своем стихотворении "Silentium!": "Молчи, скрывайся и таи И чувства и мечты свои". Но вот парадокс: чтобы люди узнали о мыслях поэта, ему пришлось прервать молчание. Он не воспользовался своим советом и невольно слукавил. А те, кому он советовал молчать, могут воспользоваться еще одним советом: всех слушай, а делай по-своему.

Итак, нам дан дар слова, и мы должны им разумно распоряжаться. В первую очередь это относится к профессионалам слова – писателям, поэтам, то есть людям творческим, способным воздействовать на многих людей. Ответственность перед ними и должна, по мысли Пришвина, побуждать художников слова делаться судьями самих себя.  Но это не значит, что писатель должен отказываться от собственного "я", ибо в этом случае он обрекает себя на бесплодность в творчестве. Мишель Монтень, автор известных "Опытов", честно предупреждал читателей: "Мое мнение… не есть мера самих вещей, оно лишь должно разъяснить, в какой мере я вижу эти вещи". Художник слова обязан, в хорошем смысле слова, любить и верить в себя, иначе он не будет искренним. "Мы (художники)…верим, что наша деятельность необходима в деле создания мира еще более, чем политика" - это из дневников Пришвина. И еще: "…весь мир будет голый и потом начнет одеваться. И первая одежда будет, как в раю, из листьев, а первым садовником, конечно, признают меня". Мысли Пришвина можно дополнить рассуждениями других писателей и философов.                 

Артур Шопенгауэр: "Причина того, почему нам что-либо нравится, заключается в однородности, в сродстве… Поэтому каждому должны прежде и больше всего нравиться его собственные произведения, потому что они - только зеркальное отражение его собственного духа и эхо его мыслей". Лев Толстой: "Написал страниц восемь "Юности" и не дурно", "...Все это время работал над романом и много успел, хотя не на бумаге. Все переменил. Поэма. Очень доволен тем, что в голове…"  "Забыл записать, что в один из этих последних дней я писал "Отца Сергия". Решил кончить все начатое. Написал дурно, но пригодится".  "Начинаю сомневаться  в значении того, что пишу".

Александр Блок: "Внимательное чтение моих книг и поэмы вчера и сегодня убеждает меня в том, что я стоящий сочинитель".

Приведенные высказывания свидетельствуют, что мастера словесности могли давать себе различные оценки. Иногда они доходили до самоуничижения. Так Лев Толстой в конце жизни считал, что им написано только одно достойное в нравственном отношении произведение – "Сказка про Ивана дурака". А Пришвин, по словам  Константина Паустовского, однажды признался, что все напечатанное им - сущие пустяки по сравнению с его дневниками, с его ежедневными записями. Вот одна из его записей 1948 года:  "Ах, как желал бы я теперь выбрать из своего написанного хорошее, а остальное бы сжечь и похоронить без отпевания!". В том же году он записывает: "…еще страшнее думать, что я сам поверю в то, что мне приписывают…".

Вот такие они разные. А мы вообще не будем их судить. Ведь творчество - это стихия, переменчивая, как погода. Переменчивы и читательские вкусы и пристрастия. Постоянна лишь общая устремленность к поиску истины. А стремление к истине, как известно, ценнее обладания ею. 

             Сергей Иванов,