Деревня наша называлась Могильское  Пухтиногорского сельсовета, в настоящее время переименована в д. Заречное, расположена на середине шоссейной дороги, соединяющей города Вышний Волочек и Осташков (120 км). 
Когда Западный фронт подошел к Осташкову на расстоянии 20 км, в ночное время наша дорога была оживленной. По ней из   Вышнего Волочка на автомашинах доставлялись снаряды, мины, бомбы и другие грузы военного назначения, не  только для фронта, но и для самолетов. Аэродром находился на землях деревни Трестино, с левой стороны дороги, от нашей деревни 12 км в сторону Осташкова, поэтому и у взрослых, и у детей в ту пору был чуткий сон.
Хорошо помню, как 23 июля 1942 года (мне шел 12 год) рано утром, примерно в четыре часа, около нашего дома остановилась автомашина, и тут же в дверь сильно, требовательно застучали. Мать, Евдокия Савельевна Петрова, в чем спала выбежала в коридор, не закрывая двери в дом, спрашивая на ходу, кто там и что им надо. Мужской голос ответил: "Открывайте скорее, ранен капитан, нужна срочная помощь". Когда мать открыла дверь, перед ней стоял молодой солдат, водитель автомашины, паренек лет 19 с бледным лицом. Обращаясь к матери, он сказал: "Надо срочно раненого перенести на сено и сделать перевязку". У нас к дому вечером было привезено три копны полусухого сена для досушки для своей коровы (на базе нашей деревни – 20 домов – в 1930 году был организован колхоз "Красный маяк". До колхоза, в войну и после войны, 21 июля в деревне отмечался религиозный праздник Казанская. Руководство колхозом знало, что в течение двух дней народ хорошо работать не будет, поэтому их считали летними выходными и разрешалось в эти дни заготавливать сено для личного скота. Вот поэтому у нас и оказалось около дома сено (других выходных летом не было, и сено для личного скота заготавливать не разрешалось).
Когда мать с солдатом-водителем перенесли раненого из кабины на сено (предварительно его разровняли), водитель стал накладывать бинт на рану. Капитан был в сознании, и он обратился к матери с просьбой, чтобы она срочно нашла полотно или прочную простыню, на которой его четыре человека на весу в кузове могли б сопровождать до госпиталя в с. Покровское. 
Мать понимала, что в деревне ей такое полотно или простыню не найти, поэтому она прибежала домой, попросила дочерей, чтобы они готовились сопровождать раненого до госпиталя. Открыла свой большой красный сундук, где хранилось свадебное приданое (одеяло, две наволочки, большая простыня и постельник). Все было изготовлено из льняных ниток ею собственноручно, и в их прочности она была уверена. Когда мать принесла белую как снег простыню, капитан, окинув взором размеры и прочность, сказал, что выдержит. Увидев  дочерей (Вере было 20 лет, Лизе 18) он сказал: "Нужны еще две девушки, которые будут меня сопровождать до госпиталя". (Мне было запрещено выходить на улицу из дома, но мое детское  любопытство  брало свое: я открыл одну половинку окна, благодаря чему все видел и слышал, что происходило около автомашины, которая была в пяти метрах от дома).
По соседству с нами жила семья Новиковых, у которых было три дочери, из них две взрослые – Марии было 22 года, а Оле 19. Когда мать сказала причину раннего прихода к ним, они дали согласие на сопровождение раненого с уговором,  чтобы мать сообщила бригадиру колхоза о причине их отсутствия на работе.
... Дом наш пятистенный, во второй половине жили родители отца. Смотрю в окно,  к машине вышел дедушка – Петр Данилович Данилов, которому было 84 года, подошел к водителю и посоветовал ему в кузов автомашины бросить сена, а углы простыни завязать узлами, чтобы сопровождающие надежнее держали раненого.
Состояние раненого было тяжелое, временами он начинал терять сознание. Тут же подошли мать с Марией и Олей, спокойно подняли раненого в кузов, водитель закрыл борта, и  машина медленным ходом двинулась в сторону Покровского, где располагался госпиталь.
Уходя в пять часов на колхозный сенокос, мать попросила меня, как высохнет роса на траве, распустить около дома сено, чтобы оно сохло. Когда я  примерно в 8 часов утра распустил тонким слоем более половины его, мне в руки с  сеном попала  суконная пилотка, верхние края которой были окантованы красным кантом.  Я сразу понял, что это пилотка капитана. Детское сердце забилась учащенно, мне казалось, что без  пилотки ему не поправиться, что срочно надо отнести ее в госпиталь. В последний момент я решил, что надо дождаться мать с работы, показать ей пилотку и попросить разрешения отнести пилотку капитану в с. Покровское.
Мать пришла с работы часов в одиннадцать. Выслушав меня, она сказала:  "Я с тобою согласна, но давай дождемся прихода сестер из Покровского, и тогда ты обязательно отнесешь пилотку в госпиталь". Время тянулось мучительно медленно, а сестер все не было. Пришли они после обеда, я сено перевернул уже второй раз. По их печальным лицам мы поняли, что добрых вестей они не принесли.
И вот что они поведали нам (рассказ вела Вера): «В пути были около двух часов, ехали медленно, т. к. дорога была не совсем хорошей, через каждый километр водитель останавливал машину, чтобы мы немного отдохнули. Он поднимался к нам в кузов, мы медленно опускали раненого на сено, шофер прислушивался, как он дышит (раненый был без сознания), просил нас медленно поднимать его, садился в кабину, и машина двигалась дальше.
За короткие минуты остановок водитель рассказал нам следующее о раненом капитане.
 Ему 25 лет, кадровый офицер, жена в Сибири у родителей, сыну два годика, в последнее время их воинская часть была под Осташковом. Активных боевых действий немцы на их участке не вели, однако из дальнобойных орудий стреляли, снаряды долетали и до их передовой линии. Когда неделю назад капитан  проверял в ночное время оборонительные рубежи своего батальона, снаряд разорвался совсем рядом, и он получил тяжелую контузию. Решили его  отправить в Вышний Волочек, где был оздоровительно-лечебный госпиталь, и водителю было поручено его туда доставить, а обратно, как и полагается, взять военный груз.
"В кабине у меня на задней стенке был прикреплен карабин, - рассказывал шофер. Когда проехали от  Осташкова половину пути до вашей деревни, капитан попросил меня остановить автомашину и сказал: "Сними карабин и дай мне, чтобы я о его ложу опирался, так мне удобнее будет ехать дальше". 
Я выполнил его просьбу, и мы поехали дальше. И все было хорошо, но я не заметил, как он перевернул карабин, и ствол оказался  в руках, направленный  в грудь. В деревне, недалеко от вашего дома есть мостик через дорогу, настил которого был выше полотна дороги. Когда мы его проехали, задние колеса ударились о твердый грунт дороги, одновременно я услышал выстрел и стон капитана, пуля попала ему  в грудь. Затвор в карабине мною был поставлен на предохранитель, но, видимо, от сильного удара колес о дорогу затвор сорвался с предохранителя, и произошел роковой выстрел. Я сразу наложил бинт на его рану...
 Все мы хотя и молчали, а в душе просили Всевышнего, чтобы он помог капитану поправиться. Когда приехали в Покровское, - продолжала рассказывать Вера, - водитель сообщил главному врачу, что в кузове автомашины с тяжелым ранением находится капитан. вместе с врачом вышли четыре санитара с носилками, которые переложили раненого на носилки и отнесли в операционную.
 Водитель сказал нам: "Теперь вы можете идти домой, обратно везти я вас не имею возможности". Мы ему ответили, что, не дождавшись результатов операции, домой мы не пойдем. Через два часа водитель сообщил нам, что операция прошла, но рана была тяжелая, и из-за большой потери крови спасти капитана не смогли.
После этого рассказа все мы  заплакали, т. к. для всех нас капитан, защитник Отечества, за короткое время стал как родной, близкий человек.
Вы спросите, а что же стало с пилоткой?
Отвечу. Она для меня была очень дорогой, памятной вещью, мне казалось, что в пилотке кроется где-то частица души его – защитника нашей  земли, жизнь которого прервалась в нашей деревне по вине моста.
Носил я пилотку со звездочкой только в школу, а позднее, работая в колхозе, по выходным и праздникам. Она заставляла меня относиться к своим делам, и особенно к учебе, более серьезно.  
Когда в 1947 году  исполнилось мне 17 лет, нас, троих из деревни ровесников (соседа Федю Бойкова, Валентина Алексеева) направили в Бологое учиться в ФЗО №19. Стране нужны были строители восстанавливать порушенные города и села.
Многие годы наша семья дружила с семьей Арсентьевых, где было пять сыновей. По просьбе четвертого сына Александра, который в 1948 году ходил в пятый класс Пухтиногорской школы, мать подарила ему пилотку с напутствием, чтобы он ее сохранял и берег, т. к. это для нашей семьи дорогая и памятная вещь.
В скором времени земной путь нашей матери прервался, и дальнейший след пилотки был утерян.
Судьба меня, крестьянского сына, вновь вернула  в 1960 году к трудовой деятельности на село в Псковскую область, где я работал около 50 лет  в ордена «Знак Почета» колхозе "Россия" Великолукского района.
Я часто посещал родные места и свой дом, который благодаря дачникам из Санкт-Петербурга сохранился и в настоящее время. Своим сыновьям я часто рассказывал о своем детстве, о смерти капитана, получившем смертельную рану по неосторожности около нашего дома, о его пилотке, к которой я относился как к частице его души. Это мне не забыть никогда.
Возможно, это сказалось на судьбе моих сыновей Виктора и Александра, которые после школы окончили Ленинградское высшее военное железнодорожное училище им. М. В. Фрунзе, связав свою судьбу с защитой Отечества.
Девятого мая 2015 года, когда вся наша страна будет  отмечать 70-летие разгрома немецкого фашизма, многие дети, внуки и правнуки бывших защитников Родины будут вспоминать и скорбеть по своим родным, которые свою жизнь отдали за свободу и независимость своего Отечества и покоятся далеко от родных мест.
Печальным будет этот день и для нашей семьи. Отец моей жены Клавдии Васильевны – Василий Петрович Петров мог бы остаться в войну, как высококвалифицированный  портной, в тылу. В начале июля 1941 года мужчин до 50 лет из Пухтиногорского сельсовета призвали в армию. Сборный пункт был в Вышнем Волочке. Когда их построили, командир скомандовал: "Если в строю имеются портные и сапожники, прошу выйти из строя на два шага  вперед". Надо было срочно новобранцев одеть и обуть по форме. Создавались швейные и сапожные мастерские, поэтому требовались специалисты.
Несколько человек вышли из строя, односельчане молча смотрели на Василия Петровича, который, опустив голову, стоял в строю как вкопанный. После он скажет землякам: "Ведь я не только хороший портной,   я был лучшим стрелком в гражданскую войну в роте.  Думаю, что Родине принесу больше пользы на фронте". Но недолго пришлось ему, бывшему  обстрелянному солдату, бить фрицев на фронте, защищая рубежи северной столицы – Ленинграда. В начале сентября 1941 года он был тяжело ранен в голову с потерей правого глаза и отправлен в госпиталь в Свердловск, где через неделю скончался. Сын его  Иван после войны стал кадровым военным. В 1950 году, будучи в Свердловске, благодаря памятной плите он нашел могилку отца, который покоился на братском кладбище с четырьмя другими защитниками Родины. Жена Василия Петровича  Анна Арсентьевна в 40 лет осталась вдовой и до 64 лет работала  в колхозе "Восход" в полеводстве, жила в сиротстве, но не будь коллективного хозяйства, жизнь ее была бы еще труднее.
Мой родной дядя Михаил Савельевич Крылов до войны работал на стеклозаводе  "Великий Октябрь" в горячем цехе. В феврале 1942 года в возрасте 33 лет погиб на  подступах к городу Осташков. Жена его Мария Петровна осталась на всю жизнь вдовой, одна вырастила четверых детей. Чтобы как-то материально обеспечить семью необходимым, тетя пошла работать в горячий цех, где зарплата была выше, но там работали одни мужчины. жизнь ее и детей была короткой, в живых  в настоящее время одна дочь. Всему виною война.
Среди нашей родни в войну в расцвете сил еще погибли пять человек, которых мы очень часто вспоминаем.
Благодаря сыновьям я  ежегодно приезжаю на Троицу поклониться родителям, учителям, знакомым, которые покоятся на местном кладбище. И обязательно посещаем свой дом. Постоим на том кусочке земли, где лежал на сене смертельно раненный капитан. Вот и в прошлом году мы с младшим сыном посетили дорогие моему сердцу родные места. И все прошлое, что было 23 июля 1942 года, зримо ожило в моей памяти: и родные, и незнакомый, но близкий и родной для меня капитан, и пилотка, которую я носил в детстве, которая была для меня как частица души его, память о которой сопровождает меня всю мою жизнь.
Текущий год особенный для нас, старшего поколения. Он будет дорогим и болезненно памятным.
Заранее поздравляю всех ветеранов войны  и  особенно тружеников тыла родного Фировского района с великим праздником – Днем Победы!
                                                                                                       Михаил  Петров,
                                                                                                        г. Великие Луки