В этом году Россия отметит 72-ю годовщину Победы над немецкими захватчиками. Фировская земля - это место, куда бежали от войны жители оккупированных новгородских территорий. С 13 июля 1941 года по глубокую осень 1943 года земля наша подвергалась боевым ударам, было много жертв, разрушений.
В 1963 году, когда народ готовился к 20-летию Победы, записал в зеленой общей тетради свои воспоминания о войне фировчанин ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ ПЕШЕХОНОВ. В далеком 41-ом, за четыре дня до начала войны, он вернулся из Артека, полный радостных впечатлений....
В 1945 году окончил с золотой медалью Фировскую школу. Поступил на экономический факультет Ленинградского университета, сделал научную карьеру – стал доктором экономических наук, профессором,
а в 1994 – академиком Российской гуманитарной академии. Он был востребован своим временем.
К сожалению, в 2004 году на 76-м году жизни Владимир Андреевич умер.
Но записи из его зеленой тетради бережно хранятся в Фировском краеведческом музее. Сегодня, с разрешения Эльвиры Иосифовны Русановой, мы предлагаем вам, уважаемые читатели, заглянуть в заветную тетрадь, на первой странице которой написано: "Вместо мемуаров".
Как
все началось
...Я очень хорошо помню, что с самого раннего детства нам внушалась мысль о том, что фашисты рано или поздно затеют с нами войну, что надо всем готовиться к обороне. Мы все в пионерских отрядах сдавали нормы и с гордостью носили значки: БГТО, ПВХО, БГСО, ЮВС.
Казалось, что наша Красная Армия так сильна, что как только "фашистское свиное рыло" сунется в наш "советский огород" - так моментально получит в рыло.
В этом убеждали кинофильмы: "Если завтра война", "Неустрашимые" и другие, песни: "Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин", книги, например, "Первый удар" Н. Шпанова.
Военные в те времена были нашими кумирами, выпускники школы стремились в военные училища. И даже война с Финляндией не охладила наш воинственный пыл. А надо было бы задать себе вопрос - почему это четыре месяца наша армия топталась на месте, не смогла справиться с крохотной Финляндией?
С осени 1939 года многое изменилось, все-таки чувствовалось приближение чего-то плохого. В Фирове с полок магазинов исчезали ткани, обувь, сахар. Я помню, как мы с мамой часами стояли в очереди за конфетами, а иногда и за хлебом. "Злые языки" говорили, что мы заключили договор о ненападении с Германией - вот теперь все туда и валят...
Взрослых тревожило, что за опоздание на работу стали судить, сократили отпуска по беременности...
У мальчишек были свои заботы - мы играли в войну, делали сабли, винтовки, даже любимый футбол отошел на второй план. Тогда мы верили, что многие военачальники становились "врагами народа". Для нас все, что исходило от Сталина, было свято. И мы в учебнике истории без глубоких размышлений рисовали на портретах "врагов" усы, рога. Прозрение пришло только после XX съезда партии (1956 год), когда заговорили о разоблачении культа личности Сталина...
22 июня 1941 года. Война перевернула жизнь. Для провинциального Фирова этот день не стал потрясением. Война началась где-то далеко. Никто не сомневался, что Красная Армия завтра перейдет в наступление, и враг будет разбит.
Мы, мальчишки, а это я, мой двоюродный брат Шурик Некрасов, Женька Васильев, Толька Андрианов, Сергей Орлов, Миша и Сергей Михайловы, Лешка и Санька Вихровы (это наш "куст" по Советской, Болотной, Озерной улицам поселка Фирово), готовились в тот день играть в футбол с "Казанским выселком", и предстоящая игра нас волновала больше, чем начавшаяся война…
В Фирове тревожной обстановки не наблюдалось. Как обычно, вечером молодежь играла в волейбол, в клубе шла кинокартина, в буфете на вокзале пили водку...
Правда, вечером к папе пришел приятель Н. Л. Озеров - интересный старик, "доморощенный философ", и они строили перспективы на будущее, весьма оптимистичные. Если бы не речь Молотова по радио, фировчане и не узнали бы о войне в тот день.
Мы с Шуриком сделали проводку на чердак его дома, где улеглись спать. Утром в 6 часов встали, надеясь услышать по радио первую сводку о наших победах.
Наши войска, отражая вероломное нападение, вели бои... Оставили Кольно, Ломжу, Брест. Названия этих мест навечно вошли в мою жизнь и память.
Война
Из военкомата пошли повестки. Уже 26 июня 1941 года первая колонна (в пешем строю) отправилась в Калинин. Было много провожающих, мало слез и много пьяных...
На Запад потянулись эшелоны с войсками, были они какие-то праздничные, украшенные, солдаты - веселые. На одной из платформ надпись мелом: "Ох, будет морда бита Гитлера-бандита!"
Мы днями торчали на станции, смотрели на военных, на технику. В конце июня пошли эшелоны с Запада с беженцами. Битком набитые вагоны с людьми, скарбом, тут же и заводское оборудование. Ехали из Витебска, Полоцка, Себежа. Во время остановки в пристанционном буфете они расхватывали хлеб, булку, другие продукты, рассказывали о бомбежках.
Все новые группы мобилизованных уходили из Фирова. 1 июля 1941 года ушел и мой дядя П. М. Некрасов.
В первых числах июня были мобилизованы подростки 1924, 1925 годов рождения на строительство оборонительных сооружений, в том числе и Шурик Некрасов, их направили в район Торопца.
В один из дней вдруг стали выдавать хлеб по карточкам, а другие продукты вообще исчезли.
Утром 13 июля меня разбудила тетушка: "Вставай, Вовушка, бомбят!" Я услышал приглушенный взрыв, слетел с сеновала и выбежал на улицу: на тротуаре стояло почти все население нашего края. Летел самолет, мы думали он будет бомбить вокзал, но он исчез. А часа через два-три из Перелеска пришел парень по прозвищу Вася-Лунь и принес полную сумку осколков, он продавал их по 20 копеек за штуку. Мы купили один на память (видно боялись, что больше не придется их увидеть).
Вечером на стадионе был футбольный матч с командой Новой улицы. Счет был 4:0 в нашу пользу. Вдруг мы услышали два взрыва, один за другим в стороне Перелеска. Увидели два "Ю-88" с желтыми конусами крыльев. С эшелона на станции началась стрельба, а футболисты бросились врассыпную, кто-куда, я – в школу. Страху и паники нагнали эти самолеты лихо, но все обошлось.
Пионервожатая Катя Валенцева дала нам задание ходить в Горшково, помогать колхозникам. Мы работали до обеда, а потом шли домой. Так было и 22 июля 1941 года.
Мы возвращались по железнодорожной насыпи и вдруг услышали гул самолетов. В шум моторов ворвался пронзительный визжащий звук. Мы скатились с насыпи, в тот же миг раздались взрывы, самолеты с ревом низко промчались над нами...
В Фирове у дома Вихровых - яма, весь дом облеплен грязью, стекла выбиты, крыша потрепана. На крыльце сидит и крутит головой Саша, а Леша говорит нам: "Как живы остались - не знаю..."
Побежали дальше. На углу Озерной и Болотной улиц увидели первого убитого. Это был 8-летний Коля Круглов. Верхняя часть головы у него была срезана осколком, а в лужице крови лежали мозги... О, это была такая картина, что меня охватил озноб. Я помню, что в ручонке у него была щепочка зажата, мальчишки играли перед бомбежкой... Вот тут-то я как-то сразу понял, как выглядит война. И стало страшно...
В тот день в Фирове было убито 13 человек - среди них 6-летний Женя Самсонов, девушка Шура - провизор из аптеки, тетя Дуня Николаева, стрелочник Андрей Вербин...
Для мирных фировских людей это был страшный день. Многие бросились в лес, в том числе и моя семья, подальше от станции. К вечеру того дня за так называемой "кремницей" образовался настоящий лагерь. Двое суток прожили в нем.
Маленькую двухмесячную сестренку совсем заели комары. Мы вернулись в Фирово, но не в свой дом, а в дом А. П. Виноградовой, что стоял на отшибе, на самом краю Фирова.
Фронт
приближается
Над Фировом каждый день летали самолеты: наши и немецкие. В поселке появились: воинские части. В школе разместилась служба ВНОС (воздушное наблюдение и связь).
Райком партии и райкомсомол из Дома Советов перебрались в здание детяслей, райпотребсоюз - на "Казанский выселок".
Дом Колесниковых на Советской улице лежал грудой развалин. Дом Вихровых "зализывал" свои раны.
Третьего августа на оборонные работы под Осташковом были мобилизованы молодые женщины. К самолетам "фрицев" мы привыкли и даже перебрались опять в свой дом.
Наступил сентябрь. Мы пошли в школу. Там объявили, что занятий не будет, отправили копать картошку на колхозное поле.
В один из вечеров мы услышали какой-то грохот. П. М. Некрасов объяснил, что это "грохочет фронт", что немцы уже в Демянске (а это было 50-65 км по прямой от Фирова).
Вот тогда и до нас дошло слово "эвакуация". Первыми на подводах двинулись в путь на Вышний Волочек семьи райпартактива. Отправляли свои семьи железнодорожники. В эти дни вывезли архив, началась эвакуация со стеклозавода "Великий Октябрь", из работников актива был сформирован "партизанский отряд", и база его на "Сито" (Колобушке).
На станцию подали состав в 54 вагона - все стали готовиться к эвакуации. Рыли во дворах ямы, закапывали туда вещи: чугуны, тарелки, книги. В одной из ям были спрятаны мои коньки, барельеф А. Пушкина - премия за хорошую учебу, в школе. Но эвакуацию отменили. Говорили, что приехал К. Е. Ворошилов, будто бы его вагон стоял несколько дней в тупике у больницы, и сказал, что немца сюда пускать и не собираются. Так ли это было - не знаю.
В Фирове появилось много военных частей, возникла комендатура в доме М. Виноградовой возле столовой. Связь с внешним миром поддерживалась через Бологое. Через сутки ходил поезд. До войны по маршруту Ленинград-Белосток, потом до Полоцка, затем до Великих Лук, Торопца, Осташкова, а в конце сентября-октября 1941 года - Бологое-Фирово.
Воинские эшелоны разгружались теперь на всех станциях от Осташкова до Фирова. Прошла "фронтовая магистраль" через Кузнечково - Королево - Гачки - Жабны - Горка и далее к Полнову. По ней шли и ехали воинские части, колонны машин, обозы. Солдаты останавливались на ночлег в деревнях и в лесу. Стихийно возникал обмен товара на товар. Хлеб, картошка, самогон обменивались на брюки, телогрейки, гимнастерки, нижнее белье, а то и на штык, винтовку, гранату...
Возле Фирова обосновались два аэродрома. С поля в Кострубле взлетали истребители, а из Жаров - штурмовики.
Я любил смотреть, как поднимались штурмовики и кружились в ожидании взлета товарищей, затем стайкой шли на запад и возвращались минут через 40.
Мы научились по звуку определять, чей самолет летит. Казалось, что моторы фашистов "выговаривали": "везу! везу! везу!", а наши как бы отвечали: "Не пущу-у-у.."
Мы
будем учиться
1 октября 1941 года в школах страны начался учебный год. Но в нашей школе не было ни директора, ни многих учителей - кто ушел на фронт, кто эвакуировался.
Занятия начались 15 октября. Директором школы был назначен М. Н. Кузнецов. Трудно передать, с какой радостью шагал я в школу. Пусть учителей было раз-два и обчелся, не было учебников, бумаги, но мы начали учиться. Назло врагам! Немцы в эти дни захватили Калинин, начали наступление на Москву. А мы начали учиться. Жизнь продолжалась!
С начала войны прошло четыре месяца. Нам, фировским мальчишкам, пришлось такое повидать, пережить, что мы значительно повзрослели, но вместе с тем, мы оставались мальчишками, любопытными и пронырливыми.
Наши учителя: М. Н. Кузнецов, И. П. Волков, Л. В. Травинская, А. Г. Ершова, Ф. А. Озерова, А. И. Озеров, недавние выпускники школы Е. Я. Антипова, А. В. Веселова серьезно и мужественно взялись за дело. Мы писали диктанты, решали задачи, зубрили физические формулы. Мы учились!
Но не все вернулись в свои классы. Кто-то ушел на работу. Например, Шурик Некрасов охранял железнодорожный мост, он получил настоящую винтовку австрийского образца 1911 года с боевыми патронами.
Перебираю в памяти события и вспоминаю, как люди верили в Победу, разговоры всегда сводились к фразе "вот кончится война..."
Три школьника, 15-летние пацаны: Володя Кук, Сережа Михайлов и Леша Вихров добровольно по заданию командования фронтом в эти дни ушли на разведку в глубокий тыл врага. Весной они вернулись оборванные, худые, в лаптях, а через месяц снова ушли на задание. Володя и Леша погибли, а Сережа вернулся и потом воевал до Победы.
В первых числах декабря стало известно, что немца погнали от Москвы. Это была большая радость.
Фирово превращалось в гигантский военный склад: штабеля бомб, снарядов вырастали на станции. Для охраны были установлены зенитные батареи - их было три по четыре орудия - у ветлечебницы, около кирпичного склада на Колхозной улице и на холмах за Жолобовым.
В январе 1942 года через станцию проходили ежедневно десятки эшелонов с живой силой и техникой, часто они здесь разгружались и шли на Демянск, чувствовалось, что на Северо-Западном фронте будут большие бои.
В школе дела шли как обычно. Были январские каникулы, 11 января началась третья четверть, но 16 января они были продолжены... В этот день фашисты сбросили на Фирово бомбы в 4,5 тонны. Они упали на огороды по Октябрьской улице, вырыли огромные пруды. Бомбежки были постоянными
и очень жестокими. Была разбита зенитная установка у вокзала. 20 января, бомбы упали на эшелон со снарядами, и весь день часов с 12 до 8 вечера рвались снаряды, засыпая осколками все Фирово.
В школе, да и не только в ней, были выбиты все стекла. Занятия прекратились. Советская улица превратилась в мертвую "зону", все постарались перебраться на окраину поселка.
Первого февраля взяли в армию моего отца Андрея Ермолаевича, человека не молодого, отягощенного болезнями и ни разу не державшего в руках даже охотничьего ружья, трудно было представить его солдатом. Мы остались одни: мама, трое детей, старенькие: дедушка и тетя...
Третьего февраля - опять страшная бомбежка! Нам казалось, что с учебой мы распрощались навсегда. Но нет! Благодаря стараниям Михаила Николаевича Кузнецова наша школа "перебазировалась" на Хуторские улицы. С благодарностью вспоминаю я жителей этих улиц - Николаевых, Веселовых, Громовых и других, которые пошли на очень большие неудобства, но разместили в своих небольших домах классы. Наш 7 класс разместился в доме И. А. Тихомирова, на самом краю, на отшибе. Занятия продолжались. Не было учебников, тетрадей. Каждый шил себе тетрадь из любых листочков. Ребята писали на старых книгах между строк. Чернил не было. Мы их разводили сами из красок для крашения тканей.
В Фирове появились мальчишки-инвалиды. По глупости они находили снаряды и "исследовали" их с помощью камней, шила и молотка... Снаряды взрывались, были смертельные исходы. Толе Зайцеву оторвало кисть руки и ранило в ногу. Война калечила нас всячески - и физически, и нравственно. Детство, по сути дела было ею прервано, на наши головы и плечи свалились недетские заботы и тревоги.
К нам в семью пришел голод. Помню наш рацион тех дней: утром чай из сушеной моркови и граммов 75 хлеба. Приходя из школы, я брал котелок шел в столовую, где нам давали суп-баланду, замешанную мукой, мы его делили на две семьи - свою и Виноградовых, где опять жили. Хлеба в обед не больше 50 граммов. Вечером снова чай и столько же хлеба. Разве забудешь, как часто по утрам я просил у сестры Нины корочку хлеба, и она часто делилась со мной... Труднее всех было Лие. Она, малютка, молока у мамы, конечно, уже не было. Но были у нас добрые люди, которые выручали, то крупой, то молоком... Я до сих пор удивляюсь, как мы выжили весной 1942 года.
Весной 1942 года мы сдавали экзамены за 7 класс по сокращенной программе. Я получил "Похвальную грамоту" за успехи в учебе и примерное поведение.
В конце июня в наше меню вошли грибы. 35 дней - я это запомнил на всю жизнь - длилась грибная эпопея. Мы начали ее со сморчков. Лето выдалось дождливое, грибы пошли рано, это нам очень помогло. Каждый день, взяв корзины и лапти в руки, мы шлепали в лес, переходили болото и начинали "охоту" за "лесной свининой". На обратном пути делали иногда привал у костра в делянке, где мужики заготавливали лес для железной дороги. И вместе с одним из рабочих, у которого была соль в запасе, пекли на палочках грибы. Какая это была вкуснота!
Летом стало кое-что поспевать на огороде, отелилась, наконец, наша буренка, и жить стало веселее. В лесу было очень много грибов и малины.
В августе мама собрала "толоку" - женщин, и общими усилиями заготовили сено для коровы.
В сентябре нас вызвали в школу и мы ее ремонтировали, а потом копали картофель в колхозе.
1 октября мы пошли в 8 класс. В школе появились новые учителя-выпускницы Ивановского пединститута А. В. Ефремова - математик, А. П. Пухова - физик, Т. Н. Головакова - историк, с весны работала в школе химик 3. Д. Калмыкова. Михаил Николаевич Кузнецов выдал нам по две тетради! Начался новый учебный год. Наступило 5 октября 1942 года. Утром я шел в школу. На станции стоял воинский эшелон и оттуда донеслось: "Тревога! Воздушная тревога!" Я поднял голову и обомлел - туча самолетов плыла с запада! Такого еще не бывало. Самолеты закрывали полнеба. А я стоял и как зачарованный смотрел на них. Вот они разделились и штук 50-60 стали по очереди пикировать на 65-й разъезд, восемь "юнкерсов" продолжали медленно плыть к Фирову. Со станции побежали люди, тут я очнулся и побежал вместе с ними по Хлебной улице к Фировочке, перескочил ее и упал в кусты. Самолеты пикировали на поселок. Начался грохот, черные клубы дыма взметнулись над поселком. Ни один истребитель не поднялся в воздух, а зенитные орудия еще весной были вывезены со станции.
На путях бомбы попали в воинский эшелон, погибло около 50 солдат. У нашей школы бомбой оторвало угол - счастье, что это случилось за 40 минут до начала занятий... Люди опять потянулись в лес, ища там защиты...
Дедушку в нашем доме взрывом сбросило с печи и он совсем потерял зрение. Сенник с таким трудом накошенного сена сгорел весь, капуста на огороде была срезана начисто... Дом был изрешечен осколками, стекла выбиты... Многие ударились в бега. Нас отправили в Гачки, мы прожили там неделю... А через две недели занятия в школе возобновились - теперь в деревне Кузнечково, наш класс разместился в начальной школе.
У меня была мысль уйти работать на железную дорогу. Женщины, человек 300, присланные заготавливать лес, положили под корень большой массив леса между Фировом и Ситом. Женщины на ручных вагонетках, по специально проложенной узкоколейке вывозили дрова к железной дороге. Труд это был адовый, но давали 800 граммов хлеба, да и другие продукты - крупу, мясо, жиры, песок. И мне хотелось помочь семье. Но мама и папа (в письмах из Горьковской области, где он проходил службу) не разрешали этот шаг, "как бы тяжело не было, ты должен учиться". И я учился на "отлично", хотя и делал уроки при свете маленькой коптилки, хоть и были на обед маленькие ломти хлеба, но просто из самолюбия я не мог учиться плохо. Многие в нашем классе занимались очень серьезно - Л. Некрасова, А. Голубев, А . Филина, Р. Царева, Ю. Кузнецов и другие.
В феврале 1943 года фронт несколько отодвинулся, благодаря победе наших войск под Демянском.
Клуб
на "Казанке"
Есть в Фирове место, называемое Казанский выселок - это часть Ленинской улицы. Летом 1943 года там собиралась молодежь чуть ли не со всего поселка. Звучал баян Пети Михайлова, его брат Леня - лихо отплясывал. Девчата пели частушки, всякие, часто "солеными" припевочками. Вот помню одну частушку, а ей подобных было много: "Посадила в огороде черную смородину, мой залетка защищает дорогую Родину!" Каждый день собирались на "Казанке". Наряды у нас были скудные, в желудках было пустовато, но чувствовали мы себя неплохо. А осенью наш клуб переместился в дом Старшовых, где жили девушки из Сандовского района, мобилизованные на заготовку дров. Бедные девчата! Лица у их были обветрены, руки огрубели, но и им хотелось хоть немного радости... Мы собирались, пели песни, девчата, усиленно "окая", выводили "Ягодиночка на льдиночке, а я на бережку..".
1 октября 1943 года я пошел в 9 класс, мы начали заниматься во вновь отремонтированной нашей школе. Нас становилось все меньше, мальчиков 1925 года и даже 1926 годов взяли в армию, или на курсы... У нас в классе было 19 человек. Озорничать мы не переставали - и вели себя далеко не ангельски - выводили из себя учителей, намазывали стол чесноком, на уроках истории "на спор" мололи заведомую чушь... У меня из-за этого впервые в жизни появилась в журнале две двойки...
Но надо отдать должное нашим учителям - хоть мы и считали себя в ту пору самыми умными - они были умнее нас, они уважали "наши головы" и сохраняли добрые отношения. И мы, несмотря на озорство, естественное в этом возрасте, любили своих учителей. В частности, Иван Петрович Волков не только учил нас немецкому языку, но и привил любовь к стихосложению (в 9 классе он вел у нас и русскую литературу). Мои первые "вирши" он критиковал в пух и прах... Не без его влияния я стал писать свою первую повесть о войне, назвал ее "Возрождение", и хоть хватило скромности никуда не посылать, но таскал эту повесть с собой долгие годы и только недавно при очередном переезде она потерялась... В начале января 1944 года военрук школы А. В. Горшков отобрал из учеников 8-9 классов группу в 10 человек и под моей командой - командира роты, отправил в поселок Торфболото в районный отдел НКВД. Там дали задание - "пощупать дезертиров". Нам выдали винтовки, боевые патроны, сухой паек и приказали с лыжами приходить к пассажирскому поезду. Вечером к нам присоединились и ребята из поселка Великооктябрьского и мы вместе с оперуполномоченным Тукишем выехали в Осташков. Оттуда мы в течение недели шли на лыжах к Фирову, прочесывая деревни. Правда, поймали только одного хиленького мужичка в деревне Руднево. Так что наш поход больше походил на туристический. Но все-таки это было настоящее задание и мы гордились, что нам его доверили.
Где-то в середине февраля 1944 года на станции вновь появился фашистский самолет. Он сбросил мелкие осколочные бомбы. Они попали на скопление вагонов и людей на станции. Было много убитых и раненых, в том числе человек двенадцать фировчан... На следующий день нас из школы отправили убирать на станции. Убитых с поезда мы сложили на трое саней и отвезли на кладбище в Горшкове, где похоронили в братской могиле - не менее 50 человек. Бомбежка вызвала большой переполох, казалось, что этого уже больше не случится. Однако, 1 апреля 1944 года фашистский самолет снова бомбил Фирово, набросал бомбы вдоль железнодорожного полотна. Я спал на сундучке, меня бросило на пол и, просыпаясь, я ощутил под руками битое стекло, снова вылетели стекла нашего дома... Через несколько дней в Фирове появился полк крупнокалиберных зенитных пулеметов, он стоял месяца три, до лета, но фрицы над Фировом больше не появились...
Летом 1944 года в Фирово вернулось кино! О, сколько радости было у всех! На первых порах, я помню, мы ходили на два сеанса подряд на одну и ту же картину. Это понятно - ведь мы не были в кино с 1941 года! Ожил и "пятачок" - танцплощадка на стадионе, а с ней пришел конец и нашему клубу на "Казанке".
Когда начался учебный год, для нас это уже был последний десятый класс, стало известно, что вводятся экзамены на аттестат зрелости. В 10 классе нас было всего 13 человек. Жили мы очень дружно и все успешно закончили школу. В ноябре 1944 года нашим одноклассникам А. Голубеву, И. Федорову, П. Нефедову военкоматом была дана отсрочка. Двое из них после школы стали профессиональными военными.
Не забыть День Победы! Как когда-то в первую бомбежку, меня разбудила Анна Ермолаевна: "Вовушка, вставай, война кончилась!" Я помню, выскочил в огород и сразу же сочинил стихотворение, которое в тот же вечер читал по местному радио. А эшелоны в тот день (уже с Запада) шли такие расцвеченные, и на станции люди обнимались, целовались с незнакомыми солдатами и офицерами.
Потом были экзамены, я выдержал "марку" и сдал на золотую медаль. И вот уже в руках аттестат и "есть у страны для любимых детей много хороших дорог и путей". Наступило новое время.
Все, что описано в этой тетради, это не полный пересказ того, что людям пришлось пережить в те тяжелые военные годы. Здесь нет описаний подвигов или даже просто больших дел. Но эти записи отлично приоткрывают завесу того военного времени, которое коснулось своим огненным дыханием каждого человека. А для нас, поколения нового века, это история о том, как жили в лихие 41-45 годы XX века предки.
Подготовила Ольга ПЕТРОВА
|